24-03-2025
Мазманян Валерий Григорьевич
ГБОУ Школа № 1912
А мы, как поздние цветы
У зеркала притихла ты -
морщинки и седая прядь,
а мы, как поздние цветы,
не верим - время увядать.
А в памяти ночной грозы
весенний день и майский гром,
какая осень без слезы,
без сожалений о былом.
И будь ты грешник, будь святой,
за птичьей стаей не взлететь...
и дождь серебряной метлой
метёт берёзовую медь.
А осень надела колье из жёлтых сердечек берёз
Тоска - и морщинка у губ,
и эхо ушедшей любви,
а дату отлёта на юг
не знают ещё журавли.
И всё раздражает в ночи -
подкрученный месяца ус,
что, как соглядатай, торчит
у окон сиреневый куст.
Туман ветерок надышал
и сумрак тяжёлый сплошной,
притихшая знает душа,
что стану я сам тишиной.
И больно, что дело во мне
и легче не станет от слёз...
а осень надела колье
из жёлтых сердечек берёз.
Перевязав полоской алой, заря несла в подарок лето
Дневные звуки затихали,
пришла ночная хмарь дворами,
и дождик покрывал штрихами
пейзаж в оконной белой раме.
В соседнем доме гасли окна,
и чья-та сигарета тлела,
высокие берёзы мокли,
подняв подолы до колена.
Привычный круг настольной лампы,
ты рядом - и душа на месте,
и шорох падающих капель
баюкал колыбельной песней.
Ушла гроза - и в три светало,
объёмы обрели предметы...
перевязав полоской алой,
заря несла в подарок лето.
Года на ниточки дождя, прощаясь, август нанизал
На ветры чуткий палый лист,
чуть шорох - он за ними вслед,
и прячет ночи аметист
под золото берёз рассвет.
Немного слёзы нам вернут -
минуту грусти, боль обид,
и знает только старый пруд
что за душою у ракит.
Твой вздох и сумрачность лица
в подоле осень унесёт,
осин багряные сердца
стучат для нас - ещё не всё.
Спешил куда-то, что-то ждал,
шумит бессонницы вокзал...
года на ниточки дождя,
прощаясь, август нанизал.
И бабочкой лимонницей осенний лист закружится
Рябины губы алые
целованные ветрами,
а в сквере листья палые
считает август с ветками.
Узнает осень - выжили,
морщинками открестится,
берёза в пряди рыжие
заколку вденет месяца.
Любовь жива, а прочее
само и перемелется,
и капель многоточие
стряхнёт на плечи деревце.
И серость не схоронится
от солнца в мелкой лужице...
и бабочкой лимонницей
осенний лист закружится.
И август в ноги сентябрю медовым яблоком упал
Залётный ветер под окном
берёзе золото сулит,
вечерний дождь стальным пером
выводит на воде нули.
Худой фонарь с лицом больным
устал от шума и машин,
а день сегодняшний с былым
связали ниточки морщин.
Увижу я по жесту рук,
что лето кончилось - молчи,
и нотам - вздох и капель стук
ещё не раз звучать в ночи.
Тебе о чувствах говорю,
и вечер для признаний мал...
и август в ноги сентябрю
медовым яблоком упал.
И незакрытая гардина впустила синий полумрак
Предчувствуя грозу июля,
дрожал притихший березняк,
стирал со стен узоры тюля
влетевший в комнату сквозняк.
И словно в чём-то виновата
у окон кланялась сирень,
а в сквере каждый кустик прятал
от ветра собственную тень.
С ладони влагу пили вязы,
ловила капельки трава,
фонарь слезился жёлтым глазом,
нам были не нужны слова.
И незакрытая гардина
впустила синий полумрак...
с грозой в былое уходила
пора житейских передряг.
И небо высокое прячут для нас васильки за ресницы
Не проще ли жестом расстаться,
не каждая истина в слове,
а божья коровка на пальце,
как алая капелька крови.
Закатное солнце у сосен
вечерние тени малюет,
у каждой любви своя осень,
у нашей, похоже, в июле.
Судьба только грустью пугала,
а вот и дошло до печали,
сойдёт с плеча бронза загара,
себя оправдаем речами.
Сложилось бы что-то иначе -
будь мы перелётные птицы...
и небо высокое прячут
для нас васильки за ресницы.
Цветущий куст жасмина снег сыпал на траву
Что не вернуть, что поздно,
слова чужие врут,
июнь, ты помнишь, звёзды -
кувшинками на пруд.
Пчела несла с поляны
пыльцу и память гроз,
и тени ветер вялый
баюкал у берёз.
А ты, смеясь, кормила
двух уток на плаву,
цветущий куст жасмина
снег сыпал на траву.
И одуванчик - в небо,
сорви - и только дунь...
теперь, что хочешь требуй,
а мне верни июнь.
Гроздья увядшей сирени память весны не вернут
Дождик нагонит дремоту,
ветер разбудит кусты,
встретят протяжную ноту
аплодисменты листвы.
Мнёт, забываясь, берёза
мокрый платок на груди,
наши житейские грозы
вздохом сейчас не суди.
Дни ни пусты, ни безлики -
просто настройся на лад,
солнца скользящие блики
лютики в травах хранят.
Сердце покоя и лени
просит на пару минут...
гроздья увядшей сирени
память весны не вернут.
В руках каштанов оплывали свечи
Не верилось, что чувства охладели,
рябины отцвели за две недели,
куда-то делись золотые кудри -
и одуванчик свой парик напудрил.
Метались между будущим и прошлым,
на травах яблонь цвет лежал порошей,
утиный выводок скрывала ива,
что не сбылось - всегда для всех красиво.
Что на душе - твои сказали руки,
слова страстей - порой пустые звуки,
в аллее пенились кусты сирени,
друг друга не касались наши тени.
Себя жалеть - найдётся слов немало,
а к четырём за окнами светало,
в руках каштанов оплывали свечи...
и хочется вернуть любовь, а нечем.
В мае ложится на скверы белых черёмух туман
Зелень дождями омыта,
голуби крошки клюют,
тихие радости быта -
книга, покой и уют.
Где-то читал или слышал -
ждите от вёсен чудес,
утром на веточках вишен
снег лепестками воскрес.
Время двулико - и дряблый
старец, и прыткий юнец,
сколько бесчисленных яблонь
оба вели под венец.
День - даже скучный и серый -
скрасит надежды обман...
в мае ложится на скверы
белых черёмух туман.
И рыжий одуванчик распушил копну нечёсаных волос
Встревожит память уходящих лет
крикливых чаек пересуд,
где ивы горстью золотых монет
бросают блики солнца в пруд.
Начну винить кого-то - согрешу,
не в тягость думать о пустом,
а облачко прибилось к камышу
бумажным скомканным листом.
Для уток хлеб достану - и к воде,
вспугну невольно сизаря,
не ту струну в твоей душе задел,
но встретил я тебя не зря.
Вдали от шумных улиц и машин
ни вздохов, ни житейских гроз...
и рыжий одуванчик распушил
копну нечёсаных волос.
Над нашим домом флаг апреля - на синем фоне сизари
Монетку солнца ищут кряквы
на дне холодного пруда,
все обещания и клятвы
давно проверили года.
Пробилась на газонах зелень,
и талая вода сошла,
тот возраст, что назвали зрелым,
совсем не чувствует душа.
А мать-и-мачеху в овраге
рассыпал день снопами искр,
и трудно словом на бумаге
мне передать ночную мысль.
Играть с судьбой поднаторели,
а вот не спится до зари...
над нашим домом флаг апреля -
на синем фоне сизари.
И вдалеке раскаты грома пугали веточки герани
Собрались тучи возле дома,
и сумерки стирали грани,
и вдалеке раскаты грома
пугали веточки герани.
И монотонный стук баюкал,
и память прошлого тревожил,
а дождь на ниточках, как кукол,
водил по улицам прохожих.
Молчали мы и каждый помнил -
нас не любовь, а время судит,
а на окне изломы молний
чертили нам зигзаги судеб.
Пусть наша грусть не станет мукой -
прощальные слова в прихожей...
а дождь на ниточках, как кукол,
уводит в прошлое прохожих.
Давай на грусть наложим вето
Давай на грусть наложим вето,
когда не спится до рассвета,
когда ты в зеркало не глядя,
седые вспоминаешь пряди.
Молчание плетёт интригу,
не делай вид - читаешь книгу,
печаль плетёт у сердца кокон -
постой со мной у синих окон.
На город лёг туман акаций,
душа зовёт в нём потеряться,
а ветер вишню в белой шали,
слегка касаясь, утешает.
Поплачься, если станет легче,
а майский дождь у окон шепчет,
что за весной не осень - лето...
давай на грусть наложим вето.
И белый иней одуванчика
Весна уже уходит в прошлое -
густой травой, на зорьке скошенной,
грозой, вишнёвыми метелями,
туманом яблонь и капелями.
Цветок жасминовый закружится
и льдинкой поплывёт по лужице,
и белый иней одуванчика
накроет солнечного зайчика.
Шмелю, стрекозам и соцветиям
три летних месяца - столетия,
порхает бабочка-капустница,
где жёлтый лист на снег опустится.
Прошу тебя - не надо мучиться,
что поздняя любовь - разлучница...
поверь - спасёт от неизбежности
простое слово с жестом нежности.
Шлют позывные светлячки
Прошёлся дождик и прохлада
прочь прогнала остатки сна,
а из листвы совиным взглядом
на нас уставилась луна.
Туман у изгороди виснет
большим жасминовым кустом,
ночное время - время истин,
и время - строить на пустом.
Наш шёпот слушает лужайка,
мы рядом, а две тени - врозь,
тебе, что не вернётся, жалко,
а мне - всё то, что не сбылось.
Вздохну - менять нам что-то поздно,
смеёшься - рано в старички...
а из травы далёким звёздам
шлют позывные светлячки.
И ручей обмывает лодыжки ракит
Ничего, что раздета ольха донага,
по оврагам хоронятся нынче снега,
и сметают дожди под стволы и в кусты
потемневшую медь прошлогодней листвы.
По-хозяйски освоились в роще грачи,
и доверишься сердцу в бессонной ночи,
что получится всё, как себе загадал,
а за тридцать давно - разве это года.
Закрутилась быстрее времён карусель,
взбудоражено небо прилётом гусей,
и ручей обмывает лодыжки ракит...
и болевшее долго уже не болит.
Голубой забьётся жилкой ручей под белой кожей льда
Метёт метель вторые сутки,
от серых дней срываясь в крик,
увидишь - на синичьей грудке
навек остался солнца блик.
Сугроб у наших окон пухнет,
к худой берёзе льнёт плечом,
вечерний разговор на кухне
о сокровенном, ни о чём.
Не знают, падая снежинки,
их воскрешение - вода,
и голубой забьётся жилкой
ручей под белой кожей льда.
Неделя-две и все ракиты
напьются серебра реки...
как наши судьбы перевиты,
узнай касанием руки.
Поверишь синим утром - невзгоды позади
Былое не тревожим
к вечерней темноте,
сугробу на ночь ложе
пришла стелить метель.
Раскинь на счастье карты
и разговор начни,
за пазухой у марта
проталины, ручьи.
Поплачемся, потужим,
что дни порой пусты,
грачи намоют в луже
нам золото листвы.
Что сном осталось смутным,
что болью - не суди...
поверишь синим утром -
невзгоды позади.
И в снах остаются не зимы, а вёсны
Настольную лампу включи - и два кресла,
шкафы, и их тени из мрака воскреснут,
надеждой пустой, оправданием, ложью
бессонная ночь мою душу тревожит.
Приляжешь - комками в ногах одеяло,
одних покаяний для прошлого мало,
холодная мгла за окном тяжелеет,
напрасные вздохи - цена сожалений.